В Программе Коммунистической партии Советского Союза говорится, что «все интенсивнее становится обмен материальными и духовными богатствами между нациями»…и «развивается общая для всех советских наций интернациональная культура. Культурная сокровищница каждой нации все больше обогащается творениями, приобретающими интернациональный характер». В становлении этой интернациональной культуры, в обогащении сокровищницы духовной культуры каждой нации творениями интернационального характера определенную роль играет перевод, как «своеобразный творческий процесс, имеющий межъязыковый характер. Благодаря переводу творения Пушкина, Лермонтова, Крылова, Шевченко, Гоголя, Некрасова, Л. Толстого, Салтыкова-Щедрина, Чехова, Горького, Маяковского, Джамбула, А.Толстого, Фадеева, Шолохова, Щипачева, Прокофьева и многих других стали органической частью духовной культуры тувинского народа. В свою очередь лучшие произведения тувинских писателей, переведенные на русский и другие языки народов нашей страны, начинают входить в золотой фонд многонациональной советской литературы. Так, например, повесть С. Тока «Слово арата» (перевод А. Тэмира), переведенная еще в 1943 году на русский язык, а в последующие годы — на языки многих других братских народов, стала любимым произведением сотен тысяч советских людей. Наряду с такими известными произведениями, как «Школа жизни» С. Муканова, «Весенняя пора» Н. Мординова, «На утренней заре» X. Намсараева, «Степь проснулась» Ж. Тумунова, «Весенние ветры» К. Наджми, «Там, где бежит Сукпай» Д. Кимонко, «Время таяния снегов» Ю. Рытхэу, «Джамиля» Ч. Айтматова, повесть «Слово арата» стала произведением интернационального характера в нашей стране.
Великий пролетарский писатель А. М. Горький писал: «Искусство слова — художественная литература — содействует пониманию людьми друг друга; рабочие и крестьяне Союза Социалистических, Советов должны хорошо знать своих соседей иного языка, к этому их обязывает единство цели: создание новых форм государственной жизни. Чем лучше будут знать психику — «душу» — друг друга люди различных племен, тем единодушнее, быстрее, успешней будет их движение к намеченной великой цели». Эти слова великого писателя звучат с особой силой в свете программы построения коммунистического общества в нашей стране. Известно, что мечты и чаяния народа, его психический склад, обычаи и привычки как нельзя лучше, ярче отражаются в его фольклоре и литературе. Поэтому взаимный перевод художественной литературы и произведений устно-поэтического творчества — не простой обмен культурными ценностями, а незаменимое средство глубинного познания народами «души» друг друга. Верно служа делу претворения в жизнь принципа «Человек человеку — друг, товарищ и брат», перевод в период развернутого строительства коммунизма в нашей стране приобретает еще большее народное признание и особую политическую значимость. Как важное орудие воспитания трудящихся всех наций в духе братства и дружбы, переводческое дело само непрестанно развивается и совершенствуется. Его назревшие вопросы решаются общими усилиями советских литературоведов и переводчиков.
Перевод с тувинского на русский язык пока что есть единственный путь тувинской литературы к сердцам братских народов, ее выхода за пределы республики. Бескорыстным трудом переводчиков на русский язык уже переведены произведения почти всех жанровых видов фольклора и литературы тувинского народа. Переводы тувинских сказок, песен, пословиц и поговорок, повестей, рассказов, поэм и стихов знакомят советских читателей с богатой духовной культурой тувинцев в прошлом и настоящем, показывают, как преобразуется внутренний мир тувинца, его характер, сознание и чувства в ходе постепенного перехода от социализма к коммунизму. В историю русской литературы перевод тувинских произведений вошел как проявление внимательного, братского отношения русского народа к ранее отсталым народам, к их культуре и как его стремление вывести их на простор всестороннего развития. История развития тувинской литературы ярко показывает авангардную роль русской литературы в многонациональной советской литературе. Перевод тувинской народной поэзии на русский язык в послереволюционный период начался с 1935 г., когда в журнале «Сибирские огни» появились тувинские народные песни в переводе известного сибирского писателя М. Ошарова. В переводах М. Ошарова, осуществленных на заре развития тувинской литературы, искусно сохранен дух тувинского песенного творчества, его национальное своеобразие. Удача перевода объясняется, вероятно, совместной работой переводчика и информаторов-исполнителей Тока и Сынгы. Первое знакомство русского читателя с творчеством тувинских поэтов связывается с именем М. Верпуховского. Его перу принадлежит перевод стихотворения С. Пюрбю «Первое Мая». Выбор стихотворения для перевода очень удачен, ибо стихотворение отражало дух времени — расцвет тувинской республики, рожденной Великим Октябрем. Перевод и по передаче смысла, и по воспроизведению интонации оригинала остается, образцовым и по сей день. Приведем перевод первой строфы стихотворения:
Я проснулся ранним утром,
И страну окинул взором.
Вот она в цветах родная
Вся в наряде Первомая.
(Эртен эрте соңгам өтүр
Эргий көрүп турарымга,
Черниң кырын челээштелдир
Чечек шыпкан көстүп чыдыр).
Широкое сказочное обобщение, перенятое поэтом из фольклора, голос радости и восторга хозяина земли, его гордость за расцветающую страну — все это верно передано переводчиком. В 1943 г. в газете «Вперед» был напечатан перевод эпического стихотворения С. Пюрбю «Красный обоз» (переводчик В. Казин). Затем все чаще стали звучать имена переводчиков А. Тэмира, М. Шехтера, С. Гудзенко, М. Скуратова и других. С тех пор из года в год, накапливаясь из отдельных переводных стихов, создавалась переводная тувинская поэзия, и выявлялись поэты-переводчики по переводу поэтических произведений с тувинского языка на русский язык. Этой творческой и значительной работой теперь занята целая плеяда поэтов, куда входят, кроме названных выше, О. Ивинская, Ф. Фоломин, Г. Ярославцев, Е. Старинина, А. Жаров, Т. Сикорская, А. Ойслендер, Е. Стюарт, П. Железнов, Т. Стрешнева, Н. Вержейская, В. Цевелева, И. Варавва, Ю. Островский, А. Бондаревский, С. Козлова, А. Емельянов и другие. Трудом переводчиков созданы четыре сборника поэзии, шесть альманахов и много литературных страниц местных газет. Советские читатели знакомы с поэмами «Красный обоз», «Чечек» С. Пюрбю, «Саны-Моге» С. Сарыг-оола, многими стихотворениями, напечатанными в журналах «Сибирские огни», «Свет над Байкалом», «Дружба народов». «Огонек». Вполне назрела необходимость обобщения и критического анализа результатов труда переводчиков.
Переводчиками тувинской поэзии достигнуты значительные успехи. Мы с удовлетворением отмечаем, что большинство переводов соответствует оригиналу. Прежде всего, поэтами-переводчиками осуществлены адекватные переводы по линии верной передачи идейного смысла, политической заостренности произведений тувинской поэзии. Верностью подлиннику отличаются «Красный обоз» (перевод В. Казина), «Вечная слава» (перевод С. Гудзенко), «Саны-Мөге» (Г. Ярославцева) и многие другие переводы. Творческому подходу к переводимому произведению во многом способствуют мастерство, большой опыт и поэтическое чутье переводчика. Подлинно творческое отношение к переводу характеризует С. Гудзенко, В. Казина, М. Шехтера, А. Жарова, Е. Старинину, Г. Ярославцева и других. Они не останавливаются на передаче содержания, внешней терминологии, номенклатуры бытовых подробностей, а раскрывают подтекст произведения, скрытую в словах поэзию оригинала. Поучительным примером точной передачи идейной направленности подлинника является перевод Ф. Фоломиным стихотворения «Великая весна» Б. Ховеңмея.
Закован во льдах, недвижим Улуг-Хем:
Жестокой зимы беспощадная власть
До боли сдавила могучую грудь,
Торосы на ней громоздятся стеной.
Так черными силами сдавлен во тьме,
Веками томился тувинский народ.
Цветет, украшает всю землю весна:
Нигде не видать прошлогодней травы;
В полях поднялись молодые ростки,
Поют о весне и луга, и леса.
Не так ли Россия цвести помогла
Сестре своей кровной, — Советской Туве!
(Мөзү дошка шыңдаладып, могап-шылап,
Кээргел билбес дошкун кышка базындырып,
Мөге күжүн үндүрер дээш четикпейн,
Херлип, көстүп чадап кыштаан Улуг-Хем дег —
Тыва чонну дошкун күштер ынчаар бастып,
Тынар, шимчээр арга безин бербейн чораан.
Частың хуну Улуг-Хемге үнүп кээрге,
Эрткен чылгы эрги үнүш ирип эстип,
Чаа унген чечек, ногаа черни каастап,
Эзим, шынаа хөглеп, ырлап келгени дег —
Орус чоннуң ачызында совет Тыва
Оккур дүрген, чечектелдир хөгжүп туру).
Богатые поэтическими красками строки переведены просто, без смысловых отклонений от подлинника. Переводчик стремится сохранить все художественные особенности произведения. Так, в переводе хорошо сохранено развернутое сравнение. Именно передача этой особенности подлинника способствовала успешному воссозданию аллегорического образа. Надо отметить, что развернутое сравнение имеет значительное место в тувинской поэзии и своими корнями оно уходит в традиционный фольклор. Поэтому сохранение его при переводе желательно хотя бы для того, чтобы показать связь творчества поэта с народно-поэтическим творчеством и подчеркнуть своеобразие его художественного почерка. Переводчики направляют свои усилия на сохранение национального своеобразия, индивидуального творческого почерка переводимых поэтов. В этом отношении ими накоплен большой положительный опыт. Как известно, авторская интонация не представляет собой нечто изолированное от смысла и идейной направленности произведения. С ее помощью поэт подчеркивает и выделяет те или иные смысловые оттенки, контрасты, переходы, переливы чувств. Интонация закрепляет, объединяет в одно целое отдельные слова, строки. В потоке интонационной волны слова приобретают многоголосое звучание. Отсюда воспроизведение специфической интонации — сложная задача, всегда сопутствующая творческой работе переводчика.
Примерами удачной передачи интонации автора могут послужить многие переводы. Вот, например, перевод стихотворения О. Сувакпита «Слава России!», сделанный С. Гудзенко:
Араты мы,
Но позови, Отчизна,-
Солдаты мы
Под стягом коммунизма.
(Араттар бис,
А эргим чуртувус дужааза —
Солдаттар бис,
Совет чурт дээш туржур бис).
И на тувинском и на русском языках торжественный, гордый голос поэта звучит одинаково сильно и четко. Ясность, четкость мысли, ее действенность в переводе сохранены в той же интонационной оболочке, что и в подлиннике. В переводе лирической миниатюры С. Сюрюн-оола «Туман» (перевод С. Козловой), несмотря на наличие смысловых неточностей, удачно сохранен и передан восторженный, победный, утрене свежий голос лирического героя.
Скоро свет потоками хлынет
И расскажет, что солнце встало…
А туман, кочевавший в долине,
Уползает к далеким скалам.
(Хемни харап көрүксээн дег.
Туяалыг хүн хереп келди.
Хемге хонган хөгжең туман
Туругларже ойлап дести).
Благодаря сохранению интонации перевод динамичен и эмоционально конкретен. Передача интонации поэта во многих переводах — большое достижение поэтов-переводчиков. Воспроизведение интонации оригинала, как известно, есть один из главных вопросов перевода, включающий в себя такую крупную проблему, как передача национальных традиций и своеобразия художественного мышления народа. Передача индивидуальной поэтической интонации есть, прежде всего сохранение национального колорита подлинника. Писатель Г. Мустафин очень верно подметил: «Национальные традиции и особенности художественного мышления народа не существуют сами по себе. Каждый раз они преломляются через конкретную творческую индивидуальность». Большинство переводчиков прилагает творческие усилия, знания и опыт, чтобы подчеркнуть своеобразие почерка поэта, передать национальный характер. Но из-за незнания тувинского языка переводчиками нередко искажается интонационное звучание подлинника, в переводе получает неполное, неравносильное воспроизведение, теряется индивидуальность поэта, своеобразие и неповторимость его почерка. О том, как незнание переводчиком языка оригинала затрудняет прочувствовать поэтическое звучание слов, проникнуть в поэзию каждой строки, красноречиво говорит перевод замечательного стихотворения одного из зачинателей тувинской литературы С. Сарыг — оола «Любимый сын моей матери» (перев. Ф. Фоломина). В переводе не передано душевное состояние матери. В оригинале поэтом искусно показано смятение чувств, охватившее женщину- мать при виде человека с ружьем. Испуг, беспокойство, подозрение мгновенно исчезают, уступая место материнской нежности, теплоте. Перевод многословен и вял, в нем не воспроизведена динамика событий, мысли и чувства. Для сравнения приведем одну строфу и» ее перевод:
Орус мен деп сөстү дыңнааш, актар сактып,
Онза кайгап, кара бодап, өскелексеп,
Бөргүн көрүп олурарга, сылдыс чайнаан,
Бөдүүн, чазык арнын көргеш, хөңнү чымчаан.
Старуха сразу вспомнила про белых,
Взглянула недоверчиво тогда.
Ружье — в руках солдата огрубелых,
На сером шлеме красная звезда.
Так просто улыбался этот воин,
В шинели старой, словно лучший друг!
Так был он добродушен и спокоен!
Старуха позабыла про испуг.
Видно, что переводчик пытался воспроизвести богатую, полную до краев поэзией строфу, путем количественного увеличения числа строк. Этот прием практикуется, но в данном случае он не принес успеха переводчику, так как в дополнительных строках много собственных добавлений переводчика. Строки перевода «Ружье — в руках солдата огрубелых» и «В шинели старой, словно лучший друг!» не находят себя в подлиннике.
Весомые слова подлинника растворились в обеих строфах, их замещают слабо звучащие слова, длинно и расплывчато передающие поэтическую мысль автора. Строка «Бөдүүн, чазык арнын көргеш, хөңнү чымчаан» передана целой строфой:
Так просто улыбался этот воин,
В шинели старой, словно лучший друг!
Так был он добродушен и спокоен!
Старуха позабыла про испуг.
Не слишком ли много строк? Поэтическими средствами богатого русского языка, думается, можно было по короче и по звучнее передать строку с таким смыслом: «Внимательно взглянула мать на открытое лицо солдата, и отлегло от сердца». Слабое знание или незнание языка подлинника приводит к переведу с подстрочника. Сравнение переводов с подлинниками приводит нас к выводу, что переводчик, имея дело только с подстрочником, естественно, не в силах сам прочувствовать силу произведения, испытать его поэтическое воздействие. Примером этого явления служит перевод упомянутого выше стихотворения «Любимый сын моей матери». Это стихотворение С. Сарыг-оола — произведение сюжетное. В нем рассказывается о том, как в тревожные годы гражданской войны в Туве русский красный воин по имени Огонек сначала был встречен старой тувинской женщиной с опаской, подозрением, а потом, в ходе совместной борьбы с врагами народа, стал для нее родным сыном. Читателя трогает изменение отношения матери к русскому солдату-освободителю. Сюжетность этого произведения обусловила повествовательную форму языка, но здесь повествование является не сухим описанием событий, а постоянно проникнуто теплой лирической струей. Автор искусно придает своему произведению романтически-приподнятое, оптимистическое настроение. Однако переводчик, не владея тувинским языком и работая только по подстрочнику, видимо, не сумел глубоко вникнуть в поэтику произведения, и передал, в основном, только его внешнюю событийную сторону. В переводе, хотя и передано общее содержание произведения, но глубинное, как говорят, подводное течение оригинала, его лиричность остались не раскрытыми. Сюжетная канва стихотворения иногда прерывается. Здесь мимоходом заметим, что отдельным переводчикам тувинская поэзия почему-то представляется бессюжетной. Этим в большей мере и следует объяснить нарушение сюжетной линии произведений в переводах, приводящее к фрагментарности, лишающее логической связи строф. Таковы переводы «Москва — в душе моей» Ю. Кюнзегеша, «Красивые глаза» С. Сарыг-оола, «Пастушка» В. Эренчина и другие.
О том, что подстрочник не дает возможности переводчику всесторонне постигнуть оригинал, его поэтику, еще говорит перевод; А. Бондаревским следующих строк стихотворения С. Сарыг-оола
«Я робею»:
Кызыл херел кыстын чаагын
Кызылдапты, ошкай каапты.
Опчок салгын билдирбейн
Ооң чажын сыйбай берди.
Перевод хорош во многих отношениях: здесь и поэтичность обстановки, и любование красотой молодости. Только не хватает игривости, легкости тона, динамики, чувств лирического героя, что является результатом работы только над подстрочником:
Светится румянец на щеках,
Солнцем ей подаренный в степях.
Чуть дотрагиваясь до волос,
Ветерок ей гладит пряди кос.
Имеется еще и другая сторона работы по подстрочнику. Зная только идейную направленность содержания из подстрочника, переводчик не может прочувствовать, в какой степени выражена идея произведения, и поэтому он либо усиливает, либо ослабляет звучание идей и тем самым допускает отход от оригинала. Так, например, перевод с подстрочника стихотворения С. Сюрюн-оола «Проводы» (перевод С. Козловой) выглядит как хороший вариант его, написанный другим языком. В переводе строфы стали более конкретными от добавления переводчиком строк «мать замерла в печали», «Брат на границе служил три года», «каждый сказать ему слово хочет» (в подлиннике таких строк нет). В переводе на русский язык некоторые сильные произведения С. Сарыг-оола потеряли свою экспрессивность, а стихи начинающего поэта А. Даржаа звучат сильнее, чем в подлиннике. Это обстоятельство приводит к нарушению и нивелировке поэтической индивидуальности. В переводах недостаточно ярко отражается уровень развития мастерства поэта в тот или иной период. Иными словами, слабо отражается развитие самой поэзии. Из некоторых переводов создается впечатление, будто тувинские поэты в 30-х и 40-х гг. так же хорошо писали, как и сегодня. Ярким примером такого рода изменения подлинника может послужить перевод стихотворения Ю. Кюнзегеша «Москва — в душе моей», написанного поэтом в начале своего творческого пути. Переводчик Т. Стрешнева представила молодого поэта зрелым мастером поэзии. Если в подлиннике герой занимает позицию мечтателя, созерцателя и в его устах преобладают слова «желаю», «вижу», «слышал», то в переводе он является действующим лицом, участником событий, его язык наполнен словами «утверждаю», «создаю», «участвую». Такого рода переделка искажает цельность поэтической индивидуальности, не дает возможности читателю проследить по переводам последовательность роста творческого мастерства поэта. Переводчикам необходимо помнить самые главные, только им присущие особенности творческого почерка поэтов. Надо всегда иметь в виду певучесть стихов С. Сарыг-оола, удивительно тонко, почти незаметно связанную с устно-поэтическим народным творчеством; тончайшую лирическую струнку души С. Пюрбю, сквозящую даже в произведениях эпического и гражданско-философского содержания. Крайне «опасен» Ю. Кюнзегеш — искатель свежих тем, оригинальных решений для переводчика, постоянно не следящего за стремительным развитием его творческого мастерства. В его творчестве слились воедино различные творческие манеры, приемы, но преобладающей особенностью его почерка все-таки остается задушевная лирика. Исчерпать богатство поэтического звучания произведения и передать его в переводе даже знающему язык не всегда удается. Для этого надо иметь высокое переводческое мастерство, очень хорошо знать творчество писателя. Но-перевод с подлинника имеет то преимущество, что при хорошем знании языка оригинала и творческом подходе переводчик всегда сумеет безошибочно уловить интонацию поэта, дух времени и действительность, в которой живут герои произведения. Так, хорошее знание языков в сочетании с поэтической культурой способствует созданию хороших переводов с русского языка тувинскими поэтами С. Пюрбю, С. Сарыг-оолом, Ю. Кюнзегешем, Б. Ховенмеем и другими. Все вышесказанное приводит к мысли о том, чтобы наши переводчики, чье творчество связано с тувинской литературой, изучали тувинский язык. Требование изучения языков, отказ от подстрочников верно в принципе. Но на данном этапе развития переводческого дела подстрочник еще является главным звеном перевода с тувинского языка. Поэтому со всей силой нужно подчеркнуть вопрос о качестве подстрочников. Необходимо выдвинуть и неуклонно соблюдать требование о том, чтобы авторами подстрочников были сами авторы переводимых произведений. Достойна осуждения практика некоторых творческих организаций — создание подстрочников произведений поэзии поручать людям. далеким от литературы, слабо знающим не только русский, но и свой родной язык. Такие лица дают буквальный подстрочник. Словарный состав таких подстрочников не выходит за рамки терминологических словарей, следовательно, он не может отразить живую поэтическую речь. Необходимо помнить, что подстрочник — не техническая, а творческая работа, и его обязан делать поэт, способный вникнуть во все поэтические нюансы произведения. Только поэт может в подстрочнике расшифровать подтекст слов, предложений, сочетаний, фраз и т. д. Подстрочник, как известно, передает только смысловую сторону подлинника. Поэтому для воспроизведения интонации, поэзии подлинника необходима тесная творческая связь переводчика с авторами. В этом отношении поучителен опыт многих советских переводчиков. Так, Л. Соболев, давший превосходный перевод романа М. Ауэзова «Абай», подчеркивает, что только в результате совместной дружной работы с автором сумел сохранить особенности оригинала. А переводчик бурятского народного эпоса «Аламжи- Мерген» И. Новиков, слабо владея языком оригинала, регулярно получал консультации от бурятских фольклористов, литераторов, часто прислушивался к исполнению сказителей переводимого произведения и таким путем намного облегчил свои поиски соответствующего подлиннику ритма, интонационного строя и сумел полнее передать поэтические особенности подлинника.
Учитывая этот опыт, переводчикам тувинской поэзии необходимо усилить творческую связь с поэтами. Совместная работа с авторами поможет сохранить поэтическую особенность каждого произведения. Можно практиковать чтение автором своего произведения на родном языке, которое поможет переводчику лучше выразить различные интонационные оттенки слов и выражений, уловить особенности поэтического почерка поэта и верно определить метрико-ритмическую организацию перевода в соответствии с подлинником. Нет сомнений в том, что такое содружество будет самым благотворным в деле укрепления творческих связей поэтов, улучшения их взаимопониманий и, в конечном счете, в решении практических и теоретических вопросов перевода с тувинского на русский язык. Н. Заболоцкий совершенно справедливо отмечает: «Подстрочник поэмы подобен развалинам Колизея. Истинный облик постройки может воспроизвести только тот, кто знаком с историей Рима, его бытом, его обычаями, его искусством, развитием его архитектуры. Случайный зритель на это не способен». Сказано очень образно и правдиво. В таком разрезе переводчик, не владеющий языком подлинника,- архитектор, не знающий идею Колизея и тщетно пытающийся восстановить выдающееся произведение искусства. Ему нужна помощь «архитектора», хорошо знающего это произведение. Он прочтет, раскроет секрет искусства произведения и облегчит восстановительную работу «реставратора» — переводчика.
Таким образом, исполнение, чтение вслух подлинника автором, или знатоком является многообещающим приемом переводческое — поэтического искусства. Этот прием принесет, несомненно, многое в передачу интонации подлинника, необходимой для сохранения поэтической индивидуальности.Тяжелое прошлое жизни тувинского народа, его борьба за свободу и счастье, великое обновление на социалистических началах — такова историческая действительность, изображенная в тувинской поэзии и получившая верное воссоздание в переводах. Полнотой воссоздания исторической действительности показателен перевод М. Скуратовым баллады С. Пюрбю «Чыргалбай». В нем, верно передана типичная картина тяжелой дореволюционной жизни женщин-матерей, отдавших все силы и жизненную энергию воспитанию своих детей в условиях звериных законов феодализма. Правдивые слова поэта, зримо рисующие картины жизни бедной бездомной женщины, точно переданы в переводе:
Им ледяная высь — дырявой крышей стала,
Просторная земля — постель без покрывала,
Замшелая скала — служила как стена,-
Какая злая ночь в пути им суждена?
Там филин-нелюдим янтарные глазища
Открыл, захохотав: — вот, дескать, будет пища!
Там волки стаями кружили до утра,-
Как памятна навек та страшная пора!
Не только в этих строках, а во всем переводе сохранен дух разных эпох, в которых жили герои поэмы — представители трех поколений. В тяжелых условиях дореволюционной Тувы матери вырастили борцов за народное счастье. Новое поколение поднимает революционную бурю и побеждает, растет советское поколение и строит вместе с отцами коммунистическое общество. Если матери в старой Туве только мечтали о счастье («не сладив с бедностью, но в жизнь, однако веря, ты счастье кликала…»), то в заключительных строках баллады в оптимистически приподнятом тоне лирический герой говорит:
Жизнь новая пришла,
всех счастьем наделяя,-
Я видел это сам, родимая земля!
В переводах произведений тувинской поэзии, отражавшей разные периоды развития жизни тувинцев — тридцатые годы — годы пробуждения народа от вековой неграмотности, сороковые годы — годы активного участия в Великой Отечественной войне Советского Союза и послевоенное время — самое светлое время в жизни тувинского народа, годы стремительного развития всей его жизни при братской помощи советских народов,- в большинстве случаев сохранено дыхание времени. Вот, например, строки из стихотворения О. Саган-оола «Отец и дочь» в переводе С. Гудзенко:
Мои подружки и дружки
Колхозники уже,
А я увяну от тоски,
Как роза на меже.
Я к ним тянусь,
Отец, пусти!
… Светает ночи мрак.
Старик промолвил:
— Не грусти.
Идем. Пусть будет так…1
Знающему историю Тувы легко понять, что произведение отражает душевный мир тувинцев сороковых годов, когда шел один из коренных процессов преобразования жизни тувинского народа — коллективизация.
А вот строки из стихотворения М. Кенин-Лопсана «На Марс» в переводе Е. Старининой:
И — новая мечта в душе теснится:
Пусть расстоянья холодом полны,-
Взлететь на Марс и там взрастить пшеницу,
Дар марсианам от моей страны.
Наша сегодняшняя действительность, философия нашего современника, его дерзновенные мечты, широта взлета фантазии — таково содержание строк. В сороковые годы тувинец подвергал коренной переделке свою земную жизнь, а в пятидесятых годах уже мечтает взлететь на Марс. Таким образом, переводчики ощутимо передают конкретные черты исторической действительности отраженной в тувинской поэзии. Несколько слов надо сказать о сохранении в переводах поэтических находок автора: афоризмов, метких сравнений, крылатых слов, красочных строф и т. д. Как известно, афоризмы, удачные обороты, крылатые слова накапливаются в литературе маленькими дозами. Эти поэтические «зерна» необходимо сохранять в переводе. Некоторые переводчики удачно воссоздают поэтические находки тувинских поэтов. Но в большинстве случаев они не переводятся или подменяются другими афоризмами, не соответствующими подлиннику по содержанию. Например, замечательные строки С. Пюрбю из баллады «Чыргалбай» «Човалаңныг өскус оолду халаданчыг, Чолдуң оруу кыжыктанып хулээп алган» в переводе М. Скуратова получили чисто русское звучание:
И горькая судьба мальчонке – сироте
Суровой мачехой предстала в годы те.
Большой упрек следует сделать в адрес Ф. Фоломина, который, переводя одно из лучших стихотворений С. Пюрбю «Напевы жизни», опустил заключительные афористические строки:
Аялгавыс, чуртталга дег, магаданчыг:
Аас-кежии, өөрүшкү — төдү ында.
Чуртталгавыс аялга дег, тааланчыг
Шупту үннер, хамык өңнер — төдү ында.
(Напевы наши, как жизнь, прекрасны,
В них счастье и радость выражены.
Жизнью нашей, как песней, наслаждаешься,
В ней слились все голоса и цвета».
(подстрочник автора статьи)
У поэта Ю. Кюнзегеша есть строки с замечательным чисто тувинским поэтическим сравнением Москвы с седыми Саянами:
Хайыралыг мээң Москвам дег,
Хаттыг шуурган ширбип төтпээн
Харлыг баштыг Саян-даа бол
Кайгамчыктыг бедик эвес.
Ты выше снежных круч Саян,
Где снеговой метет буран,
Где рядом дышит синева.
Ты краше всех, моя Москва.
(Пер. Т. Стрешневой)
С точки зрения смысловой верности подлиннику перевод безупречен. И в подлиннике, и в переводе Москва сравнивается с Саянами и утверждается, что Москва краше и выше могучих Саян. Но поэтическое оформление мысли в переводе существенно отличается от оригинала. Оригинал более насыщен поэзией, мелодией, в нем весомая находка поэта — строки, излучающие поэтическую интонацию четверостишия:
«…Хаттыг шуурган ширбип төтпээн
Харлыг баштыг Саян-даа бол…»
Бурями и ветрами за тысячелетия
Не убавившие (высоту) Саяны
(и те не так высоки как ты, моя Москва).
Эти строки поэта, являясь поэтическим определением, создают величественный образ Саян. Т. Стрешнева не перевела это определение, и поэтому перевод звучит значительно слабее оригинала. Вообще думается, что некоторые меткие сравнения, крылатые слова, найденные тувинскими поэтами, в будущем могут стать народными. Поэтому надо заботиться и о равных им поэтических эквивалентах на русском языке. Многие другие примеры неудачного перевода или обхода крылатых слов, строк, строф тувинской поэзии дают нам право говорить о том, что художественную окраску произведения переводчики воссоздают недостаточно полно, зачастую теряют ее. Переводческая практика показывает, что борьба за воссоздание художественной ткани, поэзии произведения, за передачу цельной поэтической интонации является очередной задачей переводчиков тувинской поэзии. Для достижения этой цели, на наш взгляд, полезен был бы обмен опытом работы между переводчиками тувинской, хакасской, алтайской, бурятской, а также монгольской, тибетской поэзии. Дело в том, что именно в сохранении поэтической индивидуальности, в передаче поэзии произведений большие удачи достигнуты переводчиками поэзии наших братьев и создателями сборников «Монгольская поэзия», «Тибетские народные песни». Интересен сборник «Тибетские народные песни». В нем большинство песен сохранило свою национальную окраску, причем многие из них переведены белым стихом. Конечно, белый стих не обязателен при переводе поэзии восточных народов. Наши переводчики уже имеют возможность осуществить адекватный во всех отношениях перевод с любого языка. Но перевод, особенно произведений песенного фольклора белым стихом, нам думается, может только способствовать возможно полной передаче поэтических особенностей оригинала. Если судить по сборнику, тибетские народные песни по своему национальному духу очень близки к тувинским. Поэтому можно говорить об использовании опыта переводчиков тибетской поэзии применительно к переводу тувинской поэзии на русский язык. Ведь известно, что из-за разнородности тувинского и русского языков и значительности отличий стихотворных систем порой становится очень трудным сохранить особенность подлинника. В таких случаях перевод белым стихом, возможно, будет лучше звучать, чем далекий от оригинала перевод, оформленный по всем законам русского стихосложения. Несколько слов и об отборе произведений для перевода. У нас практикуются нежелательные формы организации переводческого дела. Переводы делаются от случая к случаю, без системы и плана. Многие тувинские поэты переводятся людьми, не знающими Тувы, истории, быта, фольклора и литературы тувинского народа. Вдобавок к этому, один и тот же переводчик берется за переводу произведений нескольких поэтов, далеко не схожих друг с другом по почерку и стилю. По переводу молодых писателей в последние годы немало поработали местные поэты С. Козлова, А. Емельянов, П. Босенко. Вместе с тем нужно сказать, что в газете «Тувинская правда», где часто появляются литературные страницы с переводами указанных товарищей, тувинскую литературу для русского читателя представляют, в основном, молодые поэты. В заключении хочется выразить уверенность, что наши переводчики не остановятся на достигнутом в своей переводческой практике. Они будут искать новые формы и возможности для реалистического перевода произведений своих тувинских собратьев по перу и тем самым ускорят познание народами нашей страны «души » психики, вековых дум и чаяний тувинского народа.
Справку подготовила: гл. библиограф
ОНКЛ Чулдук Чаяна Викторовна.
Куулар, Д. С. Перевод тувинской поэзии на русский язык / Д. С. Куулар. – Текст: непосредственный // Ученые записки / ответственный редактор Н. А. Сердобов и [др.]; ТНИИЯЛИ. – Кызыл, 1963. – Вып. X. – С. 165 — 179
