Юрты появились далеко не в первые дни существования кочевничества. Еще древние кочевники — скифы имели сравнительно легкие жилища, которые транспортировали на повозках. В таких кибитках они перевозили свои семьи при перекочевках во время военных походов. В период войны с Дарием, как сообщает греческий историк Геродот, «скифы кибитки с женщинами и детьми, а также весь остальной скот, кроме необходимого для пропитания количества голов, они отправили вперед с приказанием все время двигаться на север». Но их кибитки отличались от юрты. Ее нельзя было разобрать и собрать, перевезти вьюком. Древнейший прототип юрты — сплетенный из прутьев шалаш, покрытый войлоком, был известен гуннам. Для выхода дыма, вентиляции и проникновения света такой плетеный шалаш имел сверху отверстие, в которое помещали круг с поперечными планками (прообраз позднейшего дымового круга юрты), а над ним — плетеную трубу. Но и такое жилище для перевозки нельзя было разобрать, а затем собрать, а можно было перевозить лишь в неразобранном виде на телеге.
Прошло 1,5 тыс. лет после возникновения кочевничества, и в середине I тысячелетия н.э. в среде древнетюркских племен, создавших в евразийских степях огромную кочевую империю, было реализовано замечательное изобретение — юрта. Жилье кочевников стало намного мобильнее: юрту можно было легко разбирать и собирать, а главное, быстро перевозить вьюком на лошадях, верблюдах, волах, причем даже на недоступные для телег высокогорные пастбища. Любопытно, что этот тип жилища не только широко распространился у кочевых народов степей, но вскоре проник и к оседлым народам Китая и Японии, где некоторые достижения культуры кочевников считались в то время модными даже в среде аристократии. Сохранились прекрасные стихи известного китайского поэта Бо Цзюй-и (772—846), воспевающие юрту:
Шерсть собрали с тысячи овец,
Сотни две сковали мне колец,
Круглый остов из прибрежных ив
Прочен, свеж, удобен и красив.
В северной прозрачной синеве
Воин юрту ставил на траве,
А теперь, как голубая мгла,
Вместе с ним она на юг пришла.
Юрту вихрь не может покачнуть,
От дождя ее твердеет грудь.
Нет в ней ни застенков, ни углов,
Но внутри уютно и тепло.
Удалившись от степей и гор,
Юрта прибрела ко мне на двор.
Тень ее прекрасна под луной,
А зимой она всегда со мной.
Войлок против инея — стена,
Не страшна и снега пелена.
Там меха атласные лежат,
Прикрывая струн певучих ряд.
Там певец садится в стороне,
Там плясунья пляшет при огне.
В юрту мне милей войти, чем в дом,
Пьяный сплю на войлоке сухом.
Очага багряные огни
Весело сплетаются в тени,
Угольки таят в себе жару,
Точно орхидеи поутру;
Медленно над сумраком пустым
Тает тушь замершая и вот
Стих как водопад весной течет.
Даже к пологу из орхидей
Не увлечь из этих юрт людей.
Тем, кто в шалашах из тростника,
Мягкая зима и то горька.
Юрте позавидует монах
И школяр, запутанный в долгах.
В юрте я приму моих гостей,
Юрту сберегу я для детей.
Князь свои дворцы покрыл резьбой,
— Что они пред юртой голубой!
Я вельможным княжеским родам
Юрту за дворцы их не отдам.
Монгольские кочевники, заселившие степи Центральной Азии позднее тюркских племен, еще долго пользовались неразборными плетеными жилищами на телегах, хотя в это время им были уже известны и юрты. Именно такие жилища в ордах монголов поражали воображение путешественников XIII в. Так, по описанию Рубрука, «дом, в котором они спят, они ставят на колесах, стенами его служат плетеные прутья, сходящиеся кверху в виде маленького колеса, из которого поднимается ввысь шейка, наподобие печной трубы», причем одну такую повозку тянули 22 быка, которые шли «одиннадцать в один ряд вдоль ширины повозки и еще одиннадцать — перед ними, ее ось была величиной с мачту. У входа в повозку стоял человек, погонявший… быков, а все другие повозки следуют за ней ровным шагом». Другой знаменитый путешественник того времени, Плано Карпини, писал, что количество быков зависело от размеров повозки. Меньшие повозки, по его словам, можно было перевозить на одном быке. Трудно представить себе огромные размеры такого жилища, для перевозки которого требовалось 22 быка. Изображения подобных неразборных жилищ на телегах сохранились до наших дней на наскальных рисунках, в том числе найденных в Южной Сибири.
Хотя монголы и знали сборно-разборную юрту, перевозившуюся вьюком, в походной военной жизни тех лет большие плетеные юртоподобные шалаши на телегах были, вероятно, для них более удобными. Между тем уже в монгольское время в степях для знати начали делать и юрты довольно больших размеров, несколько меняя их конструкцию и устраивая боковые «окна». В китайских летописях, персидских и турецких миниатюрах сохранились изображения таких жилищ степной аристократии. Но впоследствии, вместе с падением когда-то могущественных кочевых империй, огромные «аристократические» юрты вышли из употребления. В степях стали использоваться лишь «рядовые» юрты, очень близкие и по размерам, и по конструкции к современным, причем различия между жилищами богатых и бедных скотоводов отражали не столько размеры юрт, хотя такие различия тоже были, а главным образом качество войлочных покрытий, решеток остова и особенно внутреннее убранство.
В начале XX в. Ф. Кон отмечал, что при въезде в тувинский аал «сразу бросается в глаза одна юрта больше и как бы прочнее остальных. Эта юрта богача». Его именем, далее пишет Кон, называется и весь аал, «причем возле такой юрты ютятся три-четыре, редко больше, юрты бедняков. В убранстве юрты огромную роль играет зажиточность юртохозяина». У богача можно увидеть всевозможные декорированные ящики, шкатулки, изделия из серебра, поражающие своим богатством, а у бедных, кроме необходимых для перекочевки вещей и кровати, «редко что найдешь в юрте».
И у современных тувинцев юрты сохраняют прежнюю конструкцию, но заметных различий в их размерах и убранстве уже почти нет.
Из книги С.И. Вайнштейна «Загадочная Тува», Москва, 2009 г. с. 225-229
